top of page

Образ Андрея Леонтьевича Гречишкина, и подвиг его отряда в рассказах кубанских казаков обрастал эпическими чертами. В конце XIX в. В.А. Потто опросил стариков-казаков, которые помнили Гречишкина и с их слов составил описание народного героя. «По словам старого казака Карягина, умершего еще очень недавно, Гречишкин был высокого роста, атлетического сложения и редкой мужественной красоты. Он был женат, но детей у него не было. Бог не обидел его ни природным умом, ни сметкой, ни казацкой удалью. Он понимал, что на той вулканической почве, на которой он родился, храбрость есть первая добродетель, и он был храбр, как только могут быть храбры люди в нашем народном эпосе. У него, как помнит Карягин было две любимые лошади… Одна из них попеременно всегда стояла заседланной, а потому, никто раньше его не выскакивал на тревогу, а в то время тревоги были часты, и редкая неделя проходила спокойно»[1].

Свой подвиг А.Л. Гречишкин совершил в сентябре 1829 г., когда в годы очередной русско-турецкой войны, обстановка на Кубанской линии резко ухудшилось и российское командование стало получать сведения о готовящемся вторжении закубанских черкесов на территорию казачьих станиц. В этих условиях командир Кавказского полка отправил казачий отряд Гречишкина произвести разведку противника в междуречье Кубани и Лабы. Однако, основная часть казаков в это время была задействована в других мероприятиях, и сотник смог набрать отряд лишь небольшой отряд - из 39 казаков станицы Кавказской и 20 – станицы Тифлисской. С этими силами он 14 сентября переправившись через Кубань двинулся к Зеленчуку. «Казаки шли на рысях, ничего не подозревая, - описывал события Ф.А. Щербина. – Вдруг в одном из оврагов, близ Песчанного Брода на Зеленчуке, их окружила партия горцев в 500 человек, прежде, чем передовые разведчики успели прискакать к отряду Гречишкина. Гречишкин с казаками попал в ловушку и не имел возможности двинуться ни вперед, ни назад, ни в сторону, без того, чтобы не вступить в борьбу с многочисленным неприятелем».[2] Казаки «сбатовали» своих коней – уложили их на землю и, заняв за живым бруствером, круговую оборону, были вынуждены принять неравный бой. Эпизоды этого боя были детально описаны имперскими авторами. «Черкесы, пользуясь численным превосходством над казаками и более выгодным положением, издали расстреливали казачью команду, посылая в нее сотни пуль»[3], а затем, бросились врукопашную. «Гречишкин и сорок казаков были убиты из ружей, одного урядника черкесы поразили стрелами и двух из фальконета. Живых и убитых казаков черкесы изрубили шашками и кинжалами с таким ожесточением, что впоследствии оказалось очень трудным сложить из отдельных частей целые трупы. … “Казаки пали все до одного”, сказано было в одной из военных реляций. Так и было, когда ушли отсюда черкесы … на месте побоища лежали одни трупы»[4]. 

 

Станица Тифлисская. Часовня-памятник казакам сотника Гречишкина.

Казаки рассказывали, что Джембулат на своем скакуне первым ворвался в круг оборонявшихся, но тут был ранен, и его шашка символично упала к ногам героически отбивавшегося от врагов Гречишкина[7].

Все перечисленные детали явно свидетельствуют, что рассказ о гибели казачьего героя были подчерпнул не из официальных документов, а из тех народных преданий, которые сохранялись в казачьей среде и, несмотря на свою внешнюю наивность, рассказ четко фиксировал ту историческую память о подвиге, которая сохранялась «безмолвствующим большинством» кубанских станиц.

Убитые герои были похоронены в своих станицах – Казанской и Тифлисской. В последней – сам А.Л. Гречишкин и его 18 сподвижников, которых поименно приводит В.А. Потто. Несмотря на описанный им пышный по казачьим меркам церемониал погребения героев, сами современники Гречишкина, судя по всему, не считали смерть в приграничном столкновении чем-то из ряда вон выдающимся и «долгое время над могилой Гречишкина стоял простой деревянный крест, как бы осенявший собой и могилы его сподвижников»[8]. Идея коммеморировать память героев пришла казачьему начальству в конце 30 - 40-е гг. XIX в. в связи с эскалацией в это время «малой войны» на Линии, пополнением численности линейных казаков выходцами из других сословий и необходимостью, в связи с этим дать им пример для подражания. Мысль соорудить памятник пришла первому наказному атаману Линейного казачьего войска С.С. Николаеву и более точной даты, чем годы его управления казачеством – 1837-1848 гг. для определения времени строительства монумента, не мог привести даже В.А. Потто[9]. Сам памятник был «из жженого кирпича, имевший форму небольшой четырехгранной колонны, утвержденный на металлическом постаменте, с металлическим крестом на верху. Сложенный из непрочного материала, и находившийся стороне от общего станичного кладбища, на большой дороге, при въезде в Тифлисскую станицу, памятник этот, при слабом надзоре за ним, мало-помалу стал разрушаться и близок был уже к совершенному падению…»[10]. Однако, несмотря на свой скромный вид, он выполнял свои идеологические функции и в зримом виде напоминал казакам не только о подвиге их бывших одностаничников, но и о героизировал те опасности, которым они подвергались в неспокойном приграничье.

История памятника, приведенная В.А. Пото рассказывает, что один из казаков станицы – С.А. Карягин, которому было всего 10 лет во время похорон Гречишкина, начал заботиться о памятнике, видя в этом дань памяти только героям[11]. В 1861 г. посетивший станицу наказной атаман Кубанского казачьего войска Ф.Н. Сумароков-Эльстон «случайно обратив внимание на полуразрушенный памятник и на стоявшего возле него старого казака с георгиевскими крестами»[12], посчитал необходимым поддержать казачью инициативу по сохранению памяти о Герчишкине, «сооружением памятника, более соответствующего его славному подвигу»[13], пожертвовав на это свои личные средства.

Новый памятник Гречишкину был возведен в традиционно-народной форме: он представлял собой часовню на братской могиле героев. Как и предыдущий монумент, часовня имела довольно скромный вид: ее архитектурный проект не предусматривал никаких украшений, кроме православного креста на крыше. Само же небольшое квадратное двухэтажное здание было сложено из камня и оштукатуренного сверху. «Внутри ее помещаются иконы, перед которыми теплятся неугасимые лампады, поддерживаемые усердием Карягина и его сыновей. Снаружи часовня облицована белым ставропольским камнем, обсажена деревьями и обнесена забором»[14]. При этом, несмотря на довольно заброшенный вид строения, рядом с которым на фотографии изображен старый казак с георгиевскими крестами, часовня была действующей. В ней «по завету Карягина» церковный причт два раза в год – 9 мая и 14 сентября, совершал панихиды по павшим героям[15]. Рассказ о подвиге А.Л. Гречишкина, таким образом, вместе с сохраняющейся памятью о герое, передавались новым поколениям казаков, приобретая при этом те детали народного фольклора, которые были в конечном итоге, в начале XX в., зафиксированы В.А. Потто.

 

Примечания.

1.      Потто В.А. Памятники времен утверждения русского владычества на Кавказе. - Т. II, Тифлис, 1909. -  с. 161.

2.      Щербина Ф.А. Очерки борьбы русских с черкесами. Екатеринодар, 1912.- С. 13-14.

3.      Там же, с. 14.

4.      Там же, с. 14.

5.      Там же, с. 1912.

6.      Там же, с. 15.

7.      Там же, с. 16.

8.      Потто. Т. II, с. 174.

9.      Там же, с. 174.

10.  Потто В.А. Указ. соч., с. 174.

11.  Там же, с. 175

12.  Там же, с. 176

13.  Там же, с. 176

14.  Там же, с. 177.

15.  Там же, с. 177.

 

​

Подвиг отряда Гречишкина был одним из будничных эпизодов Кавказской войны: описанию аналогичных случаев Ф.А. Щербина посвятил целую книгу[5]. Он бы, скорее всего, стерся из исторической памяти жителей неспокойного приграничья, если бы предводитель горской партии Джембулат не был «кунаком», другом Гречишкина.

Казачья легенда красочно рассказывала о состоявшемся перед боем разговоре между кунаками - Гречишкиным и Джембулатом, где горский лидер предлагал своему другу сложить оружие. «”-Так вот где, Андрей, нам с тобою пришлось встретиться!” – крикнул будто-бы, по рассказу черкесов, Джембулат, заметив издали своего кунака Гречишкина. … Но напрасно он уговаривал Гречишкина сдаться ему, ввиду малочисленности казачьего отряда; напрасно он доказывал своему приятелю, что в этой сдаче лично для Гречишкина нет ничего постыдного, что сам он, Джембулат, и его наездники прекрасно знают действительную цену Гречишкину, как храброму воин; напрасно он убеждал кунака, что иного исхода нет, так как оба они, Джембулат и Гречишкин, предводительствовали двумя военными и враждебными один другому отрядами. Гречишкин, прекрасно говоривший по-черкесски, решительно заявил кунаку, что ни он сам, ни казаки не сдадутся без боя, не отдадут себя живыми в руки противника. Удивительное зрелище скрещения народного обычая с воинственным пылом происходило на глазах черкесов и казаков. Черкесы прекрасно понимали чувства своего джигита-вожака и в то же время негодовали на него за медлительности, столь несвойственную ему. … Сам Джембулат находился в ужасном душевном настроении; он не мог одновременно спасти кунака и быть предводителем преданных ему горцев»[6]. Разговор был дословно записан казачьими историками, а народное предание добавляло все большие детали к гибели отряда. 

 

bottom of page