top of page

В 1889 г., самурцы решили обратиться к ранней истории своей воинской части – мемориализовать строительство любимой штаб-квартиры и одновременно, вспомнить весь свой боевой путь. История же строительства русского селения в Дешлагаре в 1846 - 1849 гг. была достойным сюжетом для «фоновой истории» нового памятника, так как работы в отдаленном Дагестанском урочище были сродни боевым действиям. Огромна была и цена, которую солдаты заплатили за возможность прочно обосноваться в Дагестанских предгорьях. «О трудах и лишениях, понесенных самурцами за это время, можно судить по выписке, взятой из метрических книг полковой церкви: с 1847 по 1849 гг. включительно в полку умерло, не считая убитыми и умершими от ран, 2167 человек – т.е. чуть ли не вдвое больше настоящего состава полка. И это – в каких-нибудь три года. Большинство умерших погребено на кладбище в селении Мюраго, где была временная штаб-квартира полка»[1].

В 1889 г. командир полка К.Ф. Стариков выступил с инициативой средствами и силами своей воинской части, соорудить на кладбище в Мюраго памятник, «дабы спустя сорок лет увековечить память о первых самурцах, основателей полковой славы и традиций»[2]. Весной 1889 г. мемориальное кладбище в Мюраго было приведено в порядок, окопано рвом и огорожено, а на нем был сооружен «прочный каменный памятник с соответствующими надписями»[3]. Облик памятника был запечатлен на фотографиях, сделанных для полкового музея[4].

Памятник славы Самурского полка в Мюраго вышел достаточно впечатляющим и по своему исполнению, и по своей символике. В общих чертах он имел сходство с Шелягинским памятником в Дешлагаре (возможно их и проектировал один и тот же полковой архитектор). Это так же была двухъярусная каменная колонна, установленная на квадратном пьедестале, покоящемся на трехступенчатом основании. При этом, колонна монумента в Мюраго была более приземистой, и ее вершину венчал не простой крест, а крест в обрамлении лаврового венка – символа славы и героизма. Не просто военный, а исключительно имперский характер памятника подчеркивали и другие символы монумента: он был щедро украшен древнеримскими атрибутами славы и триумфа. Римские боевые двусторонние топорики в виде орнамента шли вокруг всей нижней части колонны, у основания колонны помещалось изображение меча, перекрещенного с лавровой ветвью, а на выступах, разъединявших ступени пьедестала, были расположены по три связки фасций римских ликторов – символы власти и могущества. Сами же выступы были не просто квадратными, а выполнены в форме фашин, широко использовавшихся в военном строительстве[5].

Надписи на памятнике должны были отражать боевой путь полка. На примыкавших к основанию постамента выступах были выбиты названия и годы значимых битв Кавказской войны, в которых участвовал полк. На снимке лицевой стороны памятника четко прочитываются: «Салты. 1847» и «Гергебиль. 1848». Надпись на лицевой стороне постамента гласила: «Павшим Самурцам слава» [6]. 

Мюраго. Памятник павшим Самурцам.

Судя по тому, что в статье газеты «Кавказ», посвященной открытию памятника в Мюраго, помимо описания осады Салтов и Гергебиля, помещен еще и рассказ о действиях полка под Ахтами и Чохом[7] в 1848 и 1849 гг., названия этих аулов и годы экспедиций к ним, скорее всего были выбиты на левой и обратной стороне памятника, не получивших отражения на снимках.

На открытии памятника звучала официальная трактовка этих событий и их идеологическое значение для нынешнего поколения солдат-самурцев. Его строители так же, как и при реставрации монумента в Дешлагаре, не закладывали в «послание» своего монумента негативного этнополитического смысла, а наоборот, с большим уважением отзывались о бывших противниках – тех, кто оборонялся от самурцев под Салтами, Гергебилем, Ахтами и Чохом. «Кавказская война поистине заслуживает название борьбы, борьбы замечательной, как по чрезвычайному напряжению человеческого духа с обеих сторон, так и по неслыханному упорству, с каким она продолжалась десятки лет, беспрерывно изменяясь в своей характеристике. Противник был отважен, неутомим в своих набегах, беспощаден в мести и, проникнутый фанатизмом, питал страшную ненависть ко всему не мусульманскому. Этот своеобразный род войны, требовавший особой подвижности, смелости, сметливости, личной самостоятельности, осторожности и неутомимой энергии, создал особый тип кавказского солдата, которому не было, да и не могло быть, равного в мире, и дал России образцовую армию, могущественную как своими боевыми качествами, так и неразрывную духовною связью, существующею между частями ее. Войска Кавказа, как прежде, так и теперь, составляют одну дружную военную семью, все члены которой одинаково близки и дороги друг другу»[8]. Монумент, таким образом, мыслился его создателями как символ преемственности боевых традиций полка, а не как маркер победы Российской империи в Кавказской войне и «умиротворения» края.

20 апреля 1889 г. состоялось торжественное открытие памятника. В этот день «с раннего утра из Дешлагара в Мюраго потянулись «пешие и конные, большей частью отставные нижние чины и возки с семействами, желавшими почтить память погребенных в Мюраго своих родственников»[9]. Затем прибыл весь самурский полк вместе со своими «молодыми солдатами», оркестром, священником и певчими. «После небольшого привала, полк побатальонно справа в четырехвзводных колоннах построился против памятника, с правой стороны которого стали все офицеры, во главе со своим командиром; здесь же находился старый самурец, всеми чтимый отставной майор И.А. Накрап, герой осады Чоха, а с другой – отставные нижние чины, местное училище со своим учебным персоналом и прочие жители Дешлагара»[10].

Затем было проведено мероприятие. Священник – отец Андрей произнес «прочувствованную речь», говорящую о тяжести службы Кавказского солдата. Он, «указывая на коленопреклоненных ветеранов, свидетелей сорокалетней славы полка, в горячих, задушевных словах пожелал молодому поколению самурцев быть достойными подражателями их подвигов, верными слугами Государя и истинными хранителями православной веры. Началась панихида. Стройное пение певчих вполне гармонировало с окружающей обстановкой. Все присутствующие были проникнуты торжественностью минуты, и не одна горячая слеза оросила могилы доблестных самурцев. “Вечная память” пронеслось по рядам, и, осенив себя крестом, самурцы подняли печально склоненные головы и тихо разошлись с кладбища. На поляне перед селением полк построился в общую колонну и, под звуки “шелягинского марша”, прошел церемониально мимо своего командира, полковника Старикова. Молодецкое “рады стараться!” на “спасибо” отца-командира громким эхом отзывалось в соседних горах и ущельях»[11].

Все мероприятие, таким образом, носило чисто военный характер, направленный на поддержание корпоративного полкового сознания. Все самурцы: молодые, старослужащие, ушедшие в отставку ветераны – и солдаты, и их офицеры на мероприятии под Мюрагинским памятником могли почувствовать полковое братство. Это чувство, объединяющее людей вокруг символа их единения, ярко запечатлели фотографии, сделанные самурцами у памятника, где военнослужащие разных чинов сняты поодиночке и группами, а также вместе с полковым священником[12]. На этих снимках нет только одного важного момента – ни одного из местных жителей аула Мюраго. Газета Кавказ сообщала, что помимо военных из Дешлагара, «вокруг кладбища собралось несколько сот любопытных горцев, преимущественно мюрагинцев»[13] и ранее, благодаря содействию начальника Кайтаго-Табасаранского округа «мюрагинцы, бывшие некогда врагами самурцев, сами пожелали принять участие в устройстве кладбища. Факт знаменательный и отрадный»[14]. Однако, факт участия жителей в работах и их присутствие как зрителей на мероприятии ничего не говорили об их реальном отношении к коммеморации полковой истории расквартированной рядом с аулом части. Будучи чисто военным, памятник, несущий на себе изображение креста, в глазах местных жителей, к тому же не знакомых со смысловой нагрузкой древнеримской символики, являлся, скорее всего, не более, чем маркер пребывания иноверцев на земле мусульман и мог простоять на своем месте столько времени, сколько имперская войсковая часть занимала свою штаб-квартиру.

Сразу же после передислокации полка в 1910 г. в г. Ставрополь, все брошенные строения самурцев, в том числе и их памятники начали приходить в упадок и разрушаться.

 

Литература:

1.     Кавказ 1889 №124. С. 3.

2.     Кавказ 1889 №124. С. 3.

3.     Кавказ 1889 №124. С. 3

4.     СГМЗ, Ф.48, д. 34, л.л. 4, 9,10.

5.     СГМЗ, Ф.48, д. 25, ч.2, л. 22

6.     СГМЗ, Ф.48, д. 25, ч.2, л. 22

7.     Кавказ 1889 №124. С. 3.

8.     Кавказ 1889 №124. С. 2.

9.     Кавказ 1889 №124. С. 3.

10. Кавказ 1889 №124. С. 3.

11. Кавказ 1889 №124. С. 3.

bottom of page