top of page

Исследовательская миссия на Кавказе была возложена на членов Российской Академии Наук, чьи так называемые, «Академические экспедиции», предпринятые на рубеже XVIII – XIX вв. впервые выявили этническое разнообразие региона. Большую часть исследований проводили академики немецкого происхождения: одни из них родились в России, другие были в нее приглашены. Все участники экспедиций были молоды и до их работы в Академии Наук имели самые разнообразные жизненные интересы, - однако у всех экспедиций на Кавказе помимо научных, стояли и четкие военно-стратегические цели - должны были «наладить контакты с наиболее значимыми политическими лидерами» из числа местной знати.

Общим руководством занимался П.-С. Паллас, а весь регион делился 2-е части, куда предполагалось направить самостоятельные экспедиции: И.А. Гильденштедт должен был описать центральный Кавказ и Грузию, а его коллега, доктор Тюбингенгского университета Самуил Готлиб Гмелин – Каспий и Дагестан.

Экспедиция С. Г. Гмелина изначально считалась менее опасной, так как шла по известным в России местам. Состав его отряда для изучения «всех трех царств природы» был довольно сильным и включал в себя 4-х гимназистов-помощников, рисовальщика, чучельника, егеря, аптекаря и медика. Из Астрахани экспедиция морем достигла Дербента и Баку, а затем, по побережью прошла через Шемаху и Сальяны до Энзели, откуда опять по морю переправилась в Решт и Бафруш. В 1771 г. Она благополучно вернулась в Астрахань.

В 1772 г. Гмелин совершил вторую экспедицию, во время которой он совершил плавание по Каспийскому морю, осмотрев его восточный - Трухменский берег, Астрабадский залив и Энзели. Возвращаясь из него в Астрахань в следующем 1773 г. Академик решил не плыть на специально подготовленном для него военном судне, а добраться до места назначения сухим путем, изучив прибрежные районы Дагестана[1].

Для исследований Дагестана Гмелин рассчитывал заручиться поддержкой одного из местных владетелей, Кайтагского уцмия Амир-Мирзы, с которым он познакомился во время своей первой экспедиции и даже имел от него приглашение в гости. «Но едва доверчивый Гмелин переступил порог его дома, - пишет В.А. Потто, - как был захвачен силой и объявлен пленником. Дело было в том, что еще во времена Надир-Шаха часть каракайтагцев бежала из Каракайтага в русские пределы и поселилась на Кумыкской плоскости. Уцмий потребовал их выдачи. 

 

Кая-Кент. Памятник академику Гмелину.

Ему отказали, и тогда он счел себя вправе, по обычаям своей страны, захватить «в баранту» ученого академика, потребовав за него или выкуп в 30 тысяч рублей серебром, или выдачу бежавших подданных»[2].

К подобному обороту исследовательской экспедиции военные власти Кавказа были не готовы: в удаленном ауле Ахмет-Кент, где содержался пленник, уцмий был им неподконтролен. Пока администрация решала вопрос – платить ли выкуп, или послать на выручку академика войска, Гмелин, пробыв в плену полгода, скончался 27 июня 1774 г. от истощения и лихорадки.

Мертвым ученый уже не представлял интереса для уцмия, который не только отпустил оставшихся членов его экспедиции – студента И. Михайлова и переводчика Ф. Баура, но и разрешил им вместе со всеми материалами экспедиции забрать с собой и тело ученого. Материалы экспедиции были доставлены в Академию Наук и позднее опубликованы на немецком и русском языках[3]. Вместе с тем, довести тело Гмелина до Кизляра, как это планировали участники экспедиции, по сильной летней жаре оказалось невозможным. По свидетельству В.А. Потто, они были вынуждены похоронить его «на пути 29 июня 1774 г. В деревне Кая-Кент. Похороны были самые бедные: гроба нигде достать было нельзя, и тело, завернутое полотенцами, опустили в могилу на доске, а сверху прикрыли еще двумя другими досками. Такова была печальная участь известного ученого, трудами которого начато было первое научное исследование природы Дагестана»[4].

Эпизод со смертью С.Г. Гмелина был не забыт имперскими властями и в XIX в., причем вину за нее они традиционно возлагали не только на одного феодального владетеля – Амир-Мирзу, но и на жителей Кайтага[5]. Это владение, находившееся на границах с имаматом Шамиля  в первой половине XIX в. было довольно беспокойным местом и для оправдания своих силовых мероприятий, имперские власти нуждались в каком-то идеологическом оправдании. История с Гмелиным давала им на это определенные аргументы. Вместе с тем в перипетиях политических страстей первой половины XIX в., о самом академике Гмелине позабыли и над его телом «долгое время не было ни креста, ни камня, ни огорожи, - ничего, что могло бы напомнить и указать путешественнику место погребения ученого труженика»[6].

Идея поставить памятник Гмелину возникла только по завершению Кавказской войны, однако обстоятельства спешных похорон его тела, где-то на дороге из Кая-Кента «в подножии небольшого холма Кавказского»[7], как это было указано его учениками, не давало возможности точно установить место.

В 1861 г., спустя почти столетие, профессор Б.А. Дорн «вспомнил несчастного собрата и начал разыскивать его забытую могилу. Долго никто не мог указать ее. Наконец один из жителей сообщил, что действительно в Кая-Кенте существует могила какого то ученого гяура, имеющая даже чудотворную силу по отношению к заболевшим животным. По этим то признакам и было наконец разыскано место погребения Гмелина. 22-го мая Дорн приказал насыпать небольшой надгробный холм и водрузил на нем деревянный крест, возложив на него венок из набранных тут же полевых цветов горькой полыни. Это была эмблема расцвета науки и горькой участи ее жреца. На кресте была выбита надпись: “Академик Гмелин. 27-го июня 1774 года”»[8]. Рассказ, приведенный В.А. Потто, показывает, что даже временный крест, водруженный на могиле Гмелина в своей «фоновой истории» должен был не столько почитать память ученого немецкого происхождения, сколько напоминать жителям Кайтага о недостойном поведении их бывшего владетеля, а также транслировать идеи российского мессианства – распространения цивилизации на землях отдаленных окраин империи. «Обряд водружения креста, - продолжает имперский идеолог, -  произвел на татар, присутствовавших при этой церемонии такое впечатление, что они, как бы желая загладить преступление своих единоверцев, совершенное за 87 лет перед тем, сами вызвались принять на себя дальнейшие заботы по охранению этой могилы. Гмелин, конечно, заслуживал лучшего памятника. Но величественно хорош был и этот простой деревянный крест Спасителя, здесь, вдали от христианского мира, среди мусульманских народов, - лучший и вернейший символ страданий за любовь к человечеству»[9].  Однако, деревянный крест оказался недолговечным памятником и в конце XIX в. он был реконструирован. Отчет военного губернатора дагестанской области указывает как возможных авторов реконструкции Академию Наук, или М.Т. Лорис-Меликова. Проект был прост: «Памятник состоит из четырехугольной усеченной пирамиды, сложенной из каменных плит, наверху был деревянный крест (ныне его нет), на передней стороне высечена надпись:» в память академика С.Г. Гмелина, умершего 27 июля 1774 года». Памятник требует ремонта, на что потребуется до 200 руб. В 1901 г. областной статистический комитет сносился по сему поводу с непременным секретарем Императорской Академии Наук, но ответа не получил»[10].

В 1903 г. по инициативе и финансовой поддержки главного акционера Ростово-Владикавказской железной дороги Иноземцева, памятник был отремонтирован. На нем был установлен ажурный чугунный крест и дополнительная надпись, свидетельствующая о причастности к ремонту правления Ростово-Владикавказской железной дороги. В этом виде памятник сохранился до настоящего времени.

 

Литература:

1.     Материалы для истории экспедиций академии наук в XVIII и XIX веках/Сост. В.Ф. Гнучева. М.-Л., 1940. – с. 102-103.

2.     ПоттоВ.А. Памятники времен установления русского владычества на Кавказе. Т. I. – Тифлис, 1906. -  С. 21-22.

3.     Материалы для истории экспедиций… - с. 103

4.     Потто В. А Указ. соч., с. 22.

5.     Каспари А.А. Покоренный Кавказ.- Пятигорск, 2010. – с. 178.

6.     Потто В. А Указ. соч., с. 23.

7.     РГИА ф.1284, оп. 188, д.122, л. 8.

8.     Потто В. А Указ. соч., с. 23.

9.     Там же, с. 23.

10. РГИА ф.1284, оп. 188, д.122, л. 8.

bottom of page